По мотивам фильма режиссера Наума Бирмана 1967 года создания.
Еще один великолепный фильм с концепцией "на войне, как на войне". Жизнь во всем многообразии мелочей продолжается даже в чудовищные дни тотальной войны. Жизнь - смерть. Грянь так тонка. Перешагнуть ее совсем просто, особенно если и выбора то нет. Спасибо нашим отцам за Победу...
"...И лично Отечеству нужен"
«Хроника пикирующего бомбардировщика». Сценарий В. Кунина при участии Н. Бирмана. Постановка Н. Бирмана. Оператор А. Чиров. Художник А. Федотов. Композитор А. Колкер. Звукооператор Б. Хуторянский. Редактор Л. Иванова. «Ленфильм», 1967.
Этот фильм принципиально скромен. Хотя речь в нем идет о войне, нет на экране ни грохота орудий, ни грандиозных сражений, ни пиротехники, ни массовок. Строгое название — «Хроника пикирующего бомбардировщика» — как нельзя лучше соответствует содержанию: нескольким страницам из дневника одной эскадрильи, своеобразному репортажу о быте прифронтового аэродрома, да еще в нелетную погоду, когда уже сделано все, что можно, и делать больше нечего, когда нет-нет да кто-нибудь начудит от вынужденного безделья и угодит на гауптвахту, которую придется срочно оборудовать специально для этого случая.
Мы видели немало военных картин, где будни и монотонность войны были воспроизведены с такой унылой дотошностью, словно глазами впритык к брустверу, где каждая травинка — дерево, а каждый выстрел — гром, а сбитый сапог — трагедия. Видели и другие — помпезные, снятые словно с птичьего полета, с немыслимой штабной высоты, откуда не разобрать лиц тех, кто делал эту войну и эту победу своими руками, своим потом и кровью. Однако была иная, плодотворная традиция — традиция «Баллады о солдате», «Живых и мертвых», когда облик войны обретал подлинность, без которой нет веры в масштабность, обретал масштабность, без которой мертва подлинность,— в великом и малом, героическом и будничном, частном и общем. Традиция, осмысливающая и огромную цель всей войны и цель каждого солдата, осмысливающая военный быт как неотъемлемую и непременную часть боя, поминутно чреватую подвигом.
Это затянувшееся предисловие — не для того, чтобы объявить фильм «Хроника пикирующего бомбардировщика» шедевром нашего кино. Картина и не претендует на это. Она претендует лишь на ту меру понимания войны, которая необходима спустя почти четверть века после победы каждому серьезному произведению искусства которое воспроизводит — на бумаге ли, на экране, на полотне, в металле — подлинную душу боевого подвига, его людей, его творцов.
Я далек от мысли видеть удачу «Хроники пикирующего бомбардировщика» в том, что авторы ее — люди такой же военной биографии, что и герои. Хотя режиссер Н. Бирман и воевал в конце войны где-то в тех же местах, что и архипцевский экипаж. Хотя точная намять Владимира Кунина, в прошлом военного летчика, ныне автора сценария, не забывшего ничего из времен своей военной юности — ни того, как выглядит неуютная фронтовая «губа», ни того, как смотрят в томительные нелетные дни пустенькую «Тетку Чарлея», как возвращаются в расположение части после неудачной авиаразведки, когда враг оказывается хитрее, когда один только шаг отделяет от разгадки (но этот шаг — впереди), ни того, как едят в офицерской столовке, как грустят, как мечтают, острят и подтрунивают,— придает картине четкий и уверенный колорит подлинности, но памятью подробностей нынче не удивишь — куда важнее память сердца, воспоминания о боевых друзьях, то ощущение постоянной готовности к подвигу, которая не нуждалась в декларациях и клятвах, но которая была подлинным воздухом минувшей войны.
И, едва познакомившись с экипажем одной из «пешек», как называли летчики свой нехитрый по нынешним временам «Петляков-2», с его сосредоточенным командиром Сергеем Архипцевым, с озорным стрелком-радистом Евгением Соболевским, с мечтательным и порывистым штурманом Вениамином Гуревичем — молодыми парнями, словно шагнувшими в тревожный и трагический мир минувшей войны прямо со страниц сегодняшней молодежной повести, — нам уже не оторваться от лиц хозяев фронтового неба. Молодые актеры Геннадий Сайфулин, Олег Даль, Лев Вайнштейн и опытнейший художник Юрий Толубеев (техник Кузьмичев) создают на экране великолепный ансамбль не только и не столько актерский, сколько человеческий. Он — в духе всего образного строя картины, того естественного чувства внутренней общности, когда каждый отвечает за всех, а все за каждого — во имя общей ответственности за свое дело, за судьбу войны, за судьбу России — и той, довоенной, что видится каждому в коротких ослепительных воспоминаниях перед боем, и той, послевоенной, которой им не увидеть, за которую они идут на смерть, чтобы через два десятка лет такие же двадцатилетние могли работать, любить, жить.
Современные манеры героев, их ироничность и непринужденность, нелюбовь к громкому слову, кажущаяся беззаботность и озорство еще не так давно (вспомнить хотя бы Никиту Михалкова — Бородина в «Перекличке») настораживали, казались искусственными. Не верилось, что эти ершистые и внешне глубоко штатские парни действительно способны на самопожертвование, на подвиг, на героическую гибель. Но когда смотришь «Хронику пикирующего бомбардировщика» — то ли потому, что герой уже знаком, то ли потому, что уж очень естественны и достоверны обстоятельства, в которых приходится решать и действовать архипцевскому экипажу, а главное, конечно, благодаря артистической искренности исполнителей, — сомнения исчезают.
Внутренняя свобода героев, чувство собственного достоинства, высокий артистизм (это слово здесь особенно к месту — отвечая профессиям героев и их духовному складу) в своей деятельности—хотя, быть может, и не той, о которой мечталось в детстве, но жизненно необходимой в дни войны,— все это отнюдь не противоречит точному исполнению воинского долга, как кажется недалекому и медлительному начальнику штаба (П. Щербаков). Более того, способствует. Ибо задача, которую приходится решать этим ребятам, задача локальная и на первый взгляд не столь уж значительная — обнаружить базу немецких истребителей, препятствующих полетам советских бомбардировщиков, и уничтожить ее — требовала не только смелости и самопожертвования, она требовала раскованного творческого воображения, свободы выбора.
Разумеется, эти черты характера можно отнести на счет той военной профессии, которая выпала на долю архипцевских ребят: не случайно их наставник и подчиненный пожилой техник Кузьмичев, не то старший сержант, не то старшина, позволяет себе распекать нашкодившего лейтенанта, и не по-армейски, а совсем по-домашнему, презрительно и сокрушенно. В известной степени это справедливо.
Дело в том, что каждый из этих парней - личность, и конфликт между начальником штаба и командиром полка (А.Граве), человеком широкого и мудрого взгляда, который верит в своих ребят, несмотря на все их мелкие прегрешения против дисциплины, и доверяет именно им выполнение рискованной и необходимейшей авиаразведки. В самом деле, достаточно сравнить хотя бы откровенно юмористический эпизод на гауптвахте или предшествовавшую ему сцену в офицерской столовой с неудачным вылетом «пешки» на первую рекогносцировку или с центральным эпизодом воздушного боя — трагическим единоборством архипцевского экипажа с плотным кольцом вражеских машин, - чтобы явственно осознать, почувствовать в фильме тот героико-романтический дух подвигов Чкалова и Гастелло, который жил в этих ребятах и который ждал выхода, ждал только повода, момента, чтобы проявиться полной героической мерой. И такой момент наступает, подготовленный всем действием фильма, всем развитием характеров, всем ходом мысли героев…
Хмурый весенний день, затянутое тучами небо, черные тени «фоккеров», окруживших израненный, беззащитный, исчерпавший боезапас бомбардировщик, - ни одного патрона, ни одного снаряда, молчит орудии, молчит пулемет, разбита рация, гибнет стрелок-радист, успевший прокричать напоследок – открытым текстом, во весь эфир – координаты немецкого аэродрома. Последнее усилие командира рвануть штурвал на себя, чтобы бросить изрешеченную машину вниз, туда, где на зелени луга чернеют кресты гитлеровских истребителей, и четыре ослабевшие руки единым напряжением воли и мышц вытягивают штурвал, и в серое облачное небо взметается черный столб дыма, багровое, шипящее пламя горящих вражеских машин.
А потом будет вёдро, будет чистое небо, тишина аэродрома, и техник Кузьмичев будет одиноко ждать на поле, ждать и надеяться, а когда уже не станет надежды, когда будет ясно, что архипцевская «пешка» не вернется, уйдет, склонив тяжелую голову, а небо будет спокойным, и вражеские самолеты больше не прилетят. И закончится эта скромная и внимательная картина так же, как и началась,— без грохота, без огня, на спокойной и щемящей ноте грусти и уважения. Да, каждый был ранен, контужен, А каждый четвертый — убит, И лично Отечеству нужен, И лично не будет забыт. Эти строки Бориса Слуцкого могли бы быть эпиграфом к фильму.
Мирон Черненко
